О личном

В главе "Парадокс информационных войн" я не смог исследовать феномен мировых информационных войн — материала не было. Теперь — есть. Ощущение сильного отравления, физической слабости. Интенсивность информационного потока с обеих сторон узенькой-преузенькой нейтральной полоски, на которой я (мы) русский (русские) из Эстонии, была просто ужасающей. "Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша"… Это притом, что имею (имеем) большой опыт выживания в агрессивной информационной среде. Совершенно очевидно, что я (мы) — жертва. Где-нибудь в Костромской области войну, я думаю, переносить было гораздо легче. Стоишь рядом с информационной "Катюшей" и смотришь вслед улетающим вдаль телесюжетам РТР. Сопереживаешь. Русские из Эстонии — как раз то место, где все это взрывалось. Информационные войны стали материальными.

Участники конфликта

Утверждение о Мировой информационной войне подразумевает, что в нее оказались вовлеченными все. Так и есть — CNN и BBC транслируются на весь мир. Однако понятно, что роли Бразилии и Эстонии в этой войне различаются. Как и роль Китая, у которого украли Олимпиаду. Конфликт выявил производителей, потребителей и жертв. Среди производителей тоже четко отметилась градация: государственные органы, СМИ, информационные партизаны и диверсанты. Последние разделились на хард-диверсантов (хакеры) и софт-диверсантов (блогеры, комментаторы, корреспонденты).

К очевидным жертвам совершенно определенно можно причислить также кавказских и российских олимпийцев в Пекине, потому что информационная война не могла не сказаться на их психологическом состоянии, а значит, и результатах.

Преступление и наказание

Для меня очевидно, что многие обветшавшие форматы после этого конфликта будут сломлены. Материализация информационных войн нуждается в оформлении, а также в международной криминализации и подсудности. Применительно к новому формату должны быть дефинированы государства — организаторы, исполнители, подстрекатели, пособники информационных войн. Цель — тотальный запрет на информационные войны и обеспечение права на информационную безопасность, которое немедленно необходимо включить в каталог прав человека.

Безнаказанность виновников информационных войн аморальна. Эстонский МИД, например, заявил, что "В ситуации, когда Россия стала стороной конфликта, о миротворческой миссии в ее обычном понимании уже не приходится говорить". И предложил решение — формирование миротворческого контингента из числа военнослужащих стран, "не бывших непосредственными участниками конфликта". И предложил услуги Эстонии. Да, в старом формате Эстония действительно не была "непосредственным участником (вооруженного) конфликта", но в новом формате является активнейшим участником информационной войны. Не замечать очевидного — преступно.

Без суда и следствия?

Про международный трибунал в Гааге слышали все. А про предшествующее ему международное следствие? Я — не слышал. Вплотную столкнулся с этим после "бронзовой ночи", когда в составе "Комитета 9 мая" мы стали требовать создания международной следственной комиссии. Выяснилось, что мало кто понимает, от кого и как требовать. Косвенный ответ на свои вопросы я получил в апреле этого года, когда в ответ на просьбу генерального прокурора Азербайджана прислать международную следственную комиссию по расследованию инцидентов в Баку ООН и ОБСЕ ответили, что не имеют ни специалистов, ни практики организации подобного рода комиссий.

Немедленную реакцию высшего российского руководства о командировании в Южную Осетию 500 сотрудников военной прокуратуры я считаю исключительно верной — следствие надо проводить немедленно. Возникает вопрос с международным признанием результатов этого следствия, так как оно проводится исключительно силами одной и, безусловно, заинтересованной стороны. Как было сказано выше, соответствующего формата нет. Однако он может появиться по факту, если у наблюдателей, которых решил командировать в конфликтный регион Совет министров иностранных дел ЕС, появится мандат сотрудничества с российскими прокурорами.

Следует отдавать себе отчет в том, что при любом отношении к статусу Южной Осетии российские прокуроры все равно проводят следствие за пределами России. И вопрос этот рано или поздно будет поднят, хотя уже сейчас заявляется, что следствие проводится на основании норм международного права. Не знаю — не специалист.

Другой подход: заявление Грузии о том, что направила иск против России в Международный суд ООН в Гааге (не путать с трибуналом!). Чушь несусветная! Подготовить иск в международный суд за три дня?! Эстония с 1993 года ковыряет тему компенсаций за "оккупацию" и дошла только до поручения минюсту, где в 2005 году его и похерила. А тут — за три дня! И это притом, что Россия не декларировала в соответствии со статутом суда своего обязательного участия в нем, то есть для того, чтобы вызвать Россию в суд, Грузии понадобилось бы согласие на это России. А если не чушь, то Грузия подставилась по полной: получается, что ее иск был готов до "российской агрессии".

И что можно было написать в иске за три дня? Это у Грязина все просто: "Юридически все ясно: Россия — агрессор, Грузия — жертва". У нормальных людей так не бывает.

Однако все вышесказанное относится к следствию и суду о "настоящей" войне. Информационные войны очевидно нуждаются в своих критериях.

Критерии

Информационные войны до сих пор не рассматриваются как самостоятельное явление — напрасно. До сих пор они рассматриваются как элемент "настоящей" войны, а выражение "информационная война" считается образным. Участие в информационной войне считается ненаказуемым. В "Парадоксе информационных войн" я, как умел, описал их пагубные последствия. Такие последствия отчего-то считаются в мире терпимыми. Я их терпимыми не считаю.

Ситуация в Эстонии во время конфликта — богатейший материал для исследования. С точки зрения эстонцев, произошло то, что должно было произойти: их давно объявленный локальный информационный конфликт с Россией и местными русскими через региональную информационную войну — "бронзовую ночь" — перерос в глобальную войну. С их точки зрения, наконец-то их услышал весь мир. При этом эволюция их информационной войны в изложении Kanal 2 очень ярко проявилась в "тезисах", которые какой-то экзальтированный эстонец излагал Лебедеву во время митинга в поддержку Грузии на Тоомпеа: начал с того, что Россия — агрессор, и уже через пару фраз — "Выучи сначала эстонский!".

Причем каждый из оппонентов (эстонские ученые называют это "диалогом") высказывался в парадигме своей конституции: конституция российского гражданина Лебедева высшей ценностью государства определяет человека, эстонская — эстонскую нацию, культуру и язык.

Произошедший глобальный информационный конфликт пока никаких качественных отличий, кроме интенсивности и масштаба, не проявил. "Пока" — потому что нас ждет масса сюрпризов. Однако на материале "бронзовой информационной войны" и нынешней "глобальной осетинской" можно сделать некоторые очевидные выводы:

- сверхмобилизация СМИ. "Информационно воюющее" государство постоянно держит СМИ мобилизованными. Расцвет свободы слова в России пришелся как раз на времена соглашателя Козырева, когда Россия, в терминах Бжезинского, была "черной дырой". Связь СМИ с государством сама по себе аморальна, но срастание — уже преступно. Один знакомый журналист рассказал, что устроил в пятницу после начала вооруженного конфликта в Южной Осетии скандал пресс-службе МИД. Он несколько раз звонил им, пытаясь узнать, будет ли заявление МИД. Ему отвечали, что будет. И вот, наконец, он получает по мидовской рассылке… сообщение BNS о заявлении МИД. То есть МИД даже по своей рассылке уже дает не свое заявление, а пересказ его BNS. Вспомните, как Ансип готовил "без галстуков" журналистов к "бронзовой ночи"… В контексте информационной войны Эстония уже давно на военном положении. Что примечательно: без официального объявления оного, так как информационных войн "не существует".

- появление экстренных выпусков и экстренных изданий. Этим отметился даже электронный Postimees.

- редакция и даже изъятие особо одиозных сюжетов с информационных лент. "Пошел по ссылке — а они уже убрали!", — типичная реакция на данное явление.

- официальные сайты, "зависшие" на пропагандистских объявлениях. И т.д.

Наверняка читатели дополнят этот список.

За что карать?

Карают, как известно, не за войну как таковую, а за военные преступления и преступления против мира и человечности. Нюрнберг не дал нам соответствующего прецедента кары за преступления на информационном фронте, так как Геббельс покончил с собой.

Что считать преступлением на информационной войне? Если исходить из того, что жертва информационной войны — человеческое сознание, то преступлением должно считаться умышленное причинение ему необоснованного ущерба. Большего пока не скажу — не знаю. Но приведу пример. Вот сообщениеPostimees  — "Беженцы: казаки разоряют грузинские села". "Российские казаки начали разорять грузинские села к югу от Цхинвали, утверждают беженцы. "Они вошли в села и убивают всех. Мы спасаемся бегством", — сказал корреспонденту Postimees местный житель по имени Николай в пригороде города Гори".

Заголовок — аршинными буквами. Приведенный фрагмент — все, относящееся к казакам (в эстонской версии, конечно, "русские казаки разоряют грузинские села"). В остальных восьми абзацах о казаках ни слова. Если принять историю на веру, то журналист опирается на показания одного свидетеля, про которого вообще непонятно, свидетель ли он. Какие села? Какие казаки? Как выглядели хотя бы? Ничего! За версту видно, что это очевидная пропагандистская фальшивка. Как должен реагировать на это русский человек в Эстонии, не отягощенный критическим мышлением? У него от этого мозг закипает… Как реагирует эстонец? Закрепляет установку. И то, и другое — преступление над сознанием.

Обратный вариант: это правда. Не вся правда, конечно, но были какие-то казаки и какой-то инцидент произошел. И Николай не захотел называть своей фамилии, и журналист дальше не пошел, потому что были слышны выстрелы, и идти дальше было опасно. В данном формате все равно давать нельзя, потому что заявлено: "утверждают беженцы". Где показания других беженцев? Какие села? Какие казаки? Как выглядели хотя бы? Все это можно было выяснить и не рискуя жизнью. Но это уже — преступление редактора. Но все равно — преступление. Базар надо фильтровать.

Что будет дальше?

Из стенограммы последнего парламентского заседания. Имре Соояэр: "Как Эстония могла бы содействовать тому, чтобы русскоязычное население, не только у нас, но и везде, получало объективную информацию на русском языке о том, что на самом деле происходит в Грузии?"

Херкель: надо "упорядочить русскоязычное информационное поле". Задачка не из легких: как продать русским русофобию? Значит, следует ждать очередной карательной экспедиции на информационном поле. Для тех, у кого на языке вертится "информационный геноцид", скажу, что скорее склонен определять наше положение как "информационное рабство".

Позитив

Выбрав себя, любимых, своей (и нашей) высшей ценностью, эстонцы добровольно отказались от гуманизма. Политически — да, могли поддержать Грузию. Но гуманитарно обязаны были помочь всем пострадавшим.

Однако: эстонский посол в Китае сдал кровь после землетрясения. А чиновник МИД призвал не взваливать вину за "российскую агрессию" на русских из Эстонии. Внешне это проявления гуманизма. Я не знаю, что этими двоими двигало. И, наверно, не хочу знать. Пусть будет гуманизм.